- Сообщения
- 3.471
- Реакции
- 35.287
Уже почти совсем стемнело. Мы по очереди сыпали под краткие команды из «столыпина», на край перрона. И сразу садились на кортки, ставя перед собой баулы, опуская руки на голову. Так, сидя друг за другом гуськом, мы ждали, пока нас пересчитают. Конвойные вели себя очень сдержанно и непривычно тихо, почти шепотом, отдавали прерывистые, редкие и короткие, но привычные приказы: «Руки за голову, баулы перед собой», «Друг за другом», «Смотреть только вниз».
Я еще сотни тысяч раз буду слышать эти и подобные приказы, но никогда и никто так тихо их не произносил. Паузы были какие-то продолжительные и многозначительные. Ощущение – будто нас привезли на место казни… Хотя в итоге так оно и было, только казнь растянута на годы. Обычная казнь – это отделение души от тела. Здесь несколько иное – длительное отделение души от тела. Затем ритуальное ее убийство, потом такие же ритуальные, но очень длительные похороны души или части ее на протяжении всего срока. Только этого я пока не знал, только чувствовал.
Менее чем в десяти метрах, правее от вокзала, к нам повернулась пара молодых и красивых супругов. Он одет в строгий костюм с белой сорочкой, а она в какое-то праздничное вечернее, кажется, розовое с красным платье, похожее на свадебное. По всей видимости, встречали или провожали кого-то. Наверное, встречали.
Им было на вид лет двадцать пять – тридцать. Они молча наблюдали за нами. Любопытство и в то же время полное понимание происходящего. И никаких комментариев. По крайней мере, пока я посматривал на них исподлобья. У нее в руках были цветы. Цветам я, помню, невольно улыбнулся.
«Встречают цветами, – усмехнулся я. – Ну, что ж, здравствуй, Уфа!»
Город, с жителями которого я буду разговаривать каждый день. Небо, осколки которого я буду видеть каждый день сквозь щели щитов на окнах или вглядываясь через дыры шифера прогулочных двориков ШИЗО – ПКТ. Город, запахом промзоны которого я буду дышать каждый день. Находящиеся в объятиях этого города лагерные, в которых я буду находиться круглые сутки. И город, которого я так и не увижу до самого своего освобождения.
И спустя ровно два года два месяца и две недели меня встретят у ворот лагеря Гриша с Колей. Отвезут меня в аэропорт. Откуда самолет меня поднимет и, дав круг почета, даст возможность осмотреть бегло этот город. Город, где я оставлю или даже похороню часть себя и своего сердца. И который совсем не заметит моего исчезновения…
Но я сидел и смотрел на молодых и счастливых людей, а они смотрели на меня. Это были последние живые вольные люди и вместе с ними – осколки воли, вольного ландшафта, которые я успел приметить, глядя на здание вокзала с экзотической над крышей надписью – «ЭФЭ».
Конвойные без суеты продолжали разгрузку зэков, не обращая внимания на единственных зрителей этого печального представления.
Судя по выражению их лиц, они явно не были простыми обывателями. Лица у них были изучающими, ни веселья, ни развлечения в них не было. Подобные лица у людей бывают, когда они сталкиваются со случайной смертью на улице. ДТП с трагическим исходом или что-то подобное. Но явно не впервые такое видят. Первый испуг остался при первой встрече со смертью, а это – второй раз.
Самих лиц я не помню, но хорошо помню их глаза, с нахмуренными слегка бровями. В такие моменты люди, наверное, чувствуют некоторую свою уязвимость и, становясь суровее, пытаются подтянуться. Но в то же время испытывают ощущение чего-то большего, что над нами и сильнее всех нас в тысячи, а может, в миллионы раз. Что не обманешь и не обведешь.
Нас повели к «воронку». И я пошел своим путем, а молодые, проводив наверняка нас взглядом до люка – двери автозака – и подождав, пока мы все утонем в этом автомонстре, отправились по своему, счастливому пути.
Через полчаса автозак нас привез на Уфимский централ…
Я еще сотни тысяч раз буду слышать эти и подобные приказы, но никогда и никто так тихо их не произносил. Паузы были какие-то продолжительные и многозначительные. Ощущение – будто нас привезли на место казни… Хотя в итоге так оно и было, только казнь растянута на годы. Обычная казнь – это отделение души от тела. Здесь несколько иное – длительное отделение души от тела. Затем ритуальное ее убийство, потом такие же ритуальные, но очень длительные похороны души или части ее на протяжении всего срока. Только этого я пока не знал, только чувствовал.
Менее чем в десяти метрах, правее от вокзала, к нам повернулась пара молодых и красивых супругов. Он одет в строгий костюм с белой сорочкой, а она в какое-то праздничное вечернее, кажется, розовое с красным платье, похожее на свадебное. По всей видимости, встречали или провожали кого-то. Наверное, встречали.
Им было на вид лет двадцать пять – тридцать. Они молча наблюдали за нами. Любопытство и в то же время полное понимание происходящего. И никаких комментариев. По крайней мере, пока я посматривал на них исподлобья. У нее в руках были цветы. Цветам я, помню, невольно улыбнулся.
«Встречают цветами, – усмехнулся я. – Ну, что ж, здравствуй, Уфа!»
Город, с жителями которого я буду разговаривать каждый день. Небо, осколки которого я буду видеть каждый день сквозь щели щитов на окнах или вглядываясь через дыры шифера прогулочных двориков ШИЗО – ПКТ. Город, запахом промзоны которого я буду дышать каждый день. Находящиеся в объятиях этого города лагерные, в которых я буду находиться круглые сутки. И город, которого я так и не увижу до самого своего освобождения.
И спустя ровно два года два месяца и две недели меня встретят у ворот лагеря Гриша с Колей. Отвезут меня в аэропорт. Откуда самолет меня поднимет и, дав круг почета, даст возможность осмотреть бегло этот город. Город, где я оставлю или даже похороню часть себя и своего сердца. И который совсем не заметит моего исчезновения…
Но я сидел и смотрел на молодых и счастливых людей, а они смотрели на меня. Это были последние живые вольные люди и вместе с ними – осколки воли, вольного ландшафта, которые я успел приметить, глядя на здание вокзала с экзотической над крышей надписью – «ЭФЭ».
Конвойные без суеты продолжали разгрузку зэков, не обращая внимания на единственных зрителей этого печального представления.
Судя по выражению их лиц, они явно не были простыми обывателями. Лица у них были изучающими, ни веселья, ни развлечения в них не было. Подобные лица у людей бывают, когда они сталкиваются со случайной смертью на улице. ДТП с трагическим исходом или что-то подобное. Но явно не впервые такое видят. Первый испуг остался при первой встрече со смертью, а это – второй раз.
Самих лиц я не помню, но хорошо помню их глаза, с нахмуренными слегка бровями. В такие моменты люди, наверное, чувствуют некоторую свою уязвимость и, становясь суровее, пытаются подтянуться. Но в то же время испытывают ощущение чего-то большего, что над нами и сильнее всех нас в тысячи, а может, в миллионы раз. Что не обманешь и не обведешь.
Нас повели к «воронку». И я пошел своим путем, а молодые, проводив наверняка нас взглядом до люка – двери автозака – и подождав, пока мы все утонем в этом автомонстре, отправились по своему, счастливому пути.
Через полчаса автозак нас привез на Уфимский централ…
